Александр Саватюгин. "Оксана навзничь на Красной площади", съёмка 1998, 61х91 см, авторская печать 2012, отпечаток ...

Александр Саватюгин. "Оксана навзничь на Красной площади", съёмка 1998, 61х91 см, авторская печать 2012, отпечаток №2 из 5, бумага Epson Traditional Photo Paper.

Александр Саватюгин (1967):

Плёнка узкая, что редко для меня. Купил стекло 35 мм Цейсс. Накрутил на резьбовую Практику М42. Или Pentax с адаптером. Не помню. Дева галерейная, дочь, ночь, точь в точь. Сперва мы жрали кислоту в подъезде Генеральной прокуратуры. По полмарочки. Когда поднял воодушевлённые глаза и узрел вывеску, ретроспекция на сейчас пошла, но тогда камер в каждом дыре не было. Через полчасика над нами, в полуметре, висел спутник, блестя заклёпками, злой космонавт пялился из рогатого шлема, мы даже не обнимались, самим было непроприаритентно. Подводная лодка - из другой истории, в Москва-реке не всплывала, питерская история, с О летела в ноздри палёная водка "Смирнов" и караул блестел карабином. «Караул!» - кричали мы и высокие клоуны в дурацких обшлагах брали на абордаж, не имея права сойти с места. Труп-копчушку охраняли. Мозга в черепушке давно не было, разрезан на тридцать тысяч препаратов, все выхлопные обстатки высосали санитары-оборотни. Чем башку надули? газетами? Когда жил в деревне под Псковом, охотился на крыс со стальным гарпуном, гады зимой расплодились, жрали всё подряд, бросал корку на пол под лампочку и залегал на чердаке с резиновой стрелялкой. Через минуту вокруг корки сворачивался клубок быстрых тел. Это сейчас мгновенно сворачивается клубок быстрых тёл, в детстве всё было иначе. Выстрел наощупь, одна крысина бьётся на деревянном полу, прибитая стальным болтом, слезаю с чердака - уже сожрана. Своими. Жрать хотели, крысы, даже кровь долизывали. Убирать не надо. Так же и краснопузая нечисть дожирала своих.

Потом мы занимались любовью на горбатом мостике на Волхонку. Асфальт был грет вчерашним Солнцем. Утренние лучики осветили мужика, гулявшего с собакой, мне не было стыдно за обнажёнку, прекраснейшая из дев умиротворённо хлюпала. Овчарик подбежал и лизнул задницу. «Ничего-ничего» - сказал московский мужик, взял собаку за ошейник и пошёл в рассвет на другой берег.