Седакова, О.А. [автограф]. Два письма Виктору Кривулину. 1973. - 11 л.; 30х21 см.. Приложены автографы семи ...

Седакова, О.А. [автограф]. Два письма Виктору Кривулину. 1973. - 11 л.; 30х21 см.. Приложены автографы семи стихотворений Седаковой “Быть может, он на дне глазном…”, “Гроб качается хрустальный…”, “Море” (“Я опущу глаза - и стиснутое мире…”), “Все, чего душа страшится…”, “Лотофаги”, “Если дни мои продлятся…”, “Песня моя…” - и два фотопортрета: 1. Ольга Седакова. 1970-е. Авторский отпечаток. - 1 л.; 15,5х10,8 см. - 2. Виктор Кривулин. 1970-е. Авторский отпечаток. - 1 л.; 14х19 см.
Собственноручные письма Ольги Седаковой: «17 ХI.-73. / Виктор, здравствуйте! / Много трудностей в эпистолярном жанре, и / первая из них - эпитет обращения. Так что / смотрите на его отсутствие как на проявление / смущения, а не сухости. / Спасибо Вам за письмо, я могу / оценить чего стоит разговор о стихах во время / творческой депрессии, - тем более сейчас могу, после двух месяцев пустоты в своих / бумагах. Вы, наверное, часто пишите — / а я и не избалована этим: 2 недели стихов — / а потом ничего 2,3 месяца, а то / полгода (!) Мучительный режим, и никакая / привычка не помогает. Особенно теперь, / когда у меня нет никаких обязанностей / (сижу без работы). Скоро начну описывать / древнерусские рукописи в Ленинской б-ке — / Такая у меня (надеюсь) будет служба. / Смиренное и благолепное занятие, / хотя разглядывать на свет филиграни 8 часов / подряд можно, наверно, только с темпераментом / Аввакума. / Не знаю, как вы относитесь к / переводам. Я перевела от творческой скуки / целый сборник поляков за этот месяц, / а скоро мне дадут в Гослите ирландские / стихи. У меня с двух сторон нечистая / совесть при переводах: с филологической — / за обращение с текстом, с поэтической — / за искусственные соединения слов и многое / другое. Только моменты театральности все / это искупают: приятно произнести чужой / монолог если не своим голосом, то / хотя бы своими губами. / вчера мы слушали прекрасную лекцию / С.Аверинцева “Что такое филология?” Он все / обличает структурализм и соблазн объективности / иллюзорной. / Толкует “понимание” — очень высоко, / и стыдно мне это пересказывать в / ином, чем у него, словесном плане. / Извините меня за всю эту бессвязицу. / Пишите! <...>». «Все, чего душа страшится, / перелистывая лист, — исчезающей страницы / Чистый страх и темный свист. / И подобно плоским чашам / у бессмертного ключа, / в замешательстве сладчайшем / стонет кожа на плечах».