Константинополь. Дворец Долма-багче. [Palais Imp: de Dolma-Bagtche au Bosphore.]

Константинополь. Дворец Долма-багче. [Palais Imp: de Dolma-Bagtche au Bosphore.]

Турция. Iranian Mihran, Ph., 1895. - 1 л. на паспарту, белковая фотография. Размер паспарту: 28.5 х 24.5 см; размер фотографии: 25 х 18.5 см. Фоксинги, пятна; паспарту обрезано небрежно.

Подробности о жизни и карьере Миграна Иранца скудны. Известно, что свою студию он основал в 1891 году в Константинопольском районе Пера – центре армянской культурной и политической жизни. В 1895 году он вступает в партнерство с другим фотографом по фамилии Гугасян. К 1900-м годам бизнес, похоже, пришел в упадок. Из всех крупных армянских студий Стамбула белковые фотографии Иранца являются самыми редкими, и известно, что сохранилось менее 300 изображений.

Главной темой иранского повествования был город Константинополь, его живописный ландшафт, архитектурное наследие и множество ремесленников и рабочих, населявших его улицы. Очевидно, используя легкую камеру с более быстрым объективом, что обеспечивало мобильность и быструю экспозицию, иранец запечатлел суету городских улиц с поразительной четкостью. Изобилующие движением, эти изображения часто обладают непосредственностью и документальной правдивостью в отличие от аналогичных видов, сделанных другими стамбульскими фотографами предыдущего десятилетия.

Типичным подходом для многих современников Иранца, таких как Себах и Джоалер или Гийам Берггрен, было достижение максимально четкой картины с идеально сбалансированными композициями и отчетливо видимыми деталями – отличительной чертой "хорошего" коммерческого фотографа. Напротив, уличные виды Иранца полны фотографических "разрывов" – размытых фигур в движении, удивленных взглядов застигнутых врасплох людей, – которые придают его работам вид моментальных снимков. Но прежде всего он был мастером улавливать настроение места. Застигнув османскую столицу на пороге стремительной трансформации, фотограф стремился запечатлеть многие древние улицы и кварталы, прежде чем они исчезнут. Таким образом, как и парижская уличная фотография Эжена Атже, иранские образы "ностальгируют по настоящему". Именно это чувство меланхолии придает фотографиям иранца их тонкую эмоциональную силу. Возможно, именно по этой причине он так и не добился успеха в качестве коммерческого фотографа. Современность захватила воображение народа, и тоскливый романтизм иранских, заметно менее эффектных образов быстро выходил из моды. Небольшое наследие, которое он оставил после себя, тем не менее имеет значение в истории ближневосточной фотографии. Он был одним из немногих османских фотографов с индивидуальным и субъективным подходом, который заслуживает должной оценки.