Вихляев И. Торфяная подстилка.

Вихляев И. Торфяная подстилка.

М. Новая деревня, 1925. - 48 с. Мягкая издательская обложка, уменьшенный формат (12.5 х 17.5 см). Потерта и загрязнена обложка, имеет надрывы, утраты, в т.ч. по корешку; владельческая подпись на обложке; редкие временные и бытовые пятна на страницах.

["С начала XVI века самой передовой страной в деле использования торфа дружно признавалась Голландия, жители которой отвоевывали у моря и болот каждый клочок земли, а все побочные продукты этих побед неизменно пускали в дело. Именно там Петр I увидел, как торф применяют для топки печей, как подстилку для домашнего скота вместо соломы, и, убедившись в полезности голландского опыта, попытался перенести его на русскую землю, приказав подданным добывать торф, особенно в безлесных местах. Дело, однако, не заладилось, и царь-реформатор, как обычно, решил прибегнуть к помощи иностранных специалистов. В 1713 году он наделил привилегией на разработку торфа в любых болотах по всему государству голландца Армуса, но толку из этого не вышло — иноземец так и не приступил к работе, а о пользе торфа благополучно забыли на десятилетия. 

Толчком для возвращения к идее использования болотных отложений на пользу людям вновь стал иностранный опыт, на этот раз прусский. Король Пруссии Фридрих II после окончания в 1763 году Семилетней войны обратил особое внимание на заболоченную часть своих земель и сделал немало для их осушения и полезного использования, включая заселение — колонизацию.

"Во время его царствования, — писал видный русский специалист по торфу инженер И. И. Вихляев, — было осушено более 250 000 гектаров болот, часть которых была колонизирована. Затраты на приведение болот в культурное состояние достигли за 23-летний период после Семилетней войны до 40 миллионов талеров, что составляет в год 1,7 миллионов. Принимая во внимание, что общий годовой бюджет Пруссии тогда равнялся 20 миллионам талеров, получим 8% годового бюджета, расходовавшихся на осушение и колонизацию болот".

Подобное поведение давнего недруга не могло не остаться незамеченным в России, но миллионов на осушение болот, как водится, в казне не оказалось, и потому Императорское вольное экономическое общество сделало несколько попыток развить частную инициативу в торфяном деле. Общество, имевшее значительный авторитет в стране, с 1765 года опубликовало несколько статей о пользе торфа, но никакой реакции не последовало. Поэтому было решено материально стимулировать тех, кто начнет заниматься торфоразработками.

"В 1791 году, — писал Вихляев, — предлагалось от Общества золотая медаль в 12,5 червонцев тому, кто в продолжение одного года выработает и сожжет наибольшее количество торфа при промышленном производстве или в домашнем хозяйстве, и в 1793 году Общество объявило денежную премию для желающих вводить торфяное топливо. Но премии оставались не присужденными за отсутствием лиц, разрабатывавших и употреблявших торф"..."

Таким было начало извечного вопроса о применении торфа и итоги не заставили себя долго ждать...

90 лет назад, в 1920 году, Владимир Ленин высказал идею, из-за которой Москва и многие другие города России уже многие десятилетия регулярно задыхаются в торфяном дыму: "В торфе наше спасение. Этот торф лежит под боком у тех фабрик, которые в настоящее время стоят". Прежде, на протяжении столетий торф не выдерживал ценовой конкуренции то с дровами, то с углем. Но после повторенного неоднократно наказа вождя мирового пролетариата началось ускоренное осушение болот и усиленная добыча самого дешевого на тот момент природного топлива: только в Московской области в 1930-х годах заготавливали миллионы тонн торфа. Однако с тех пор, как в центр страны стал поступать более дешевый газ, торфяники из источника "болотного золота" постепенно превратились в источник зловонного дыма.]